Когда символ совокупления локализуется во рту, то неясное сонное представление, расплываясь, без труда сливается с актом принятия пищи, вследствие чего этот акт легко и часто соединяется с символикой совокупления. Поэтому легко понятно, что при подобной констелляции змея превращается в жареную сосиску (известно, что слово "колбаса" на вульгарном языке давно уже заменяет мужской член), которую съедают. Поэтому слово "есть" надо сопоставить со словом "целовать". Роль ежа объясняется, главным образом, его продолговатостью; кроме того, он, очевидно, связан с другими комплексными животными, благодаря тому, что, подобно им, существует в рассказах пациентки. То, что еж "ползет" к колодцу - тоже, по-видимому, указывает на влияние представления о змее. Но рот заменяется колодцем. "Рот" как сексуальный символ понятен, если допустить "перемещение снизу наверх"; "колодец" же, напротив, есть не перемещение, а лишь переносное метафорическое обозначение, основанное на известной аналогии, которую и древние уже применяли в статуях у колодцев.
Здесь мы находим те "грубые" сексуальные символы, которых до сих пор еще не встречали, но которые обычно чрезвычайно распространены. С этой точки зрения мы можем без особого труда понять еще некоторые подробности приведенных ассоциаций: предположив, что "Амфи" заменяет мужчину, мы не удивимся тому, что он обладает человеческим разумом. Понятно также, по какой причине это животное оказывается в "опорожнении" (в испражнении). Тут, вероятно, имеется туманная аналогия с кишечными червями, но самая суть заключается в локализации этого символа именно в клоаке (Фрейд), которую другой символ выразил уже как "колодец". Темная фраза "только после ужина, при очень хорошо занятом столе" относится, вероятно, к области сексуального символизма принятия пищи, ибо брачная ночь, как известно, наступает после "очень хорошего ужина".