Не хочу отнимать ваше время.
О.: Нет, скажите кратко.
П.: В основном два обстоятельства. Первое: то, что я сидел 15,2 месяца при «ежовщине». Второе: то, что два года разоблачал секретаря райкома в антипартийной деятельности и в покрывании от законной ответственности уголовных преступников.
О.: Как его фамилия?
П.: Терехов… Так вот, за полгода до моего ареста он использовал районный партактив для того, чтобы публично объявить меня «врагом народа». Единственный его аргумент — мои семь предложений XIX съезду. Мои предложения по пятилетке переданы ЦК партии в Госплан и там признаны обоснованными. По бумаге и черепице начата работа.
О.: В автобиографии у вас указана болезнь в 1921 г. Что с вами было?
П.: Переутомление. Работал днем и ночью.
О.: Обращались к психиатрам?
П.: Никогда в жизни.
О.: А в институте у Ганнушкина в 1926 г.?
П.: При жизни Ганнушкина никакого института его имени не было. В 1926 г., работая в аппарате ЦК партии и будучи не удовлетворен своей работоспособностью, я обратился лично к Ганнушкину и просил его принять меня для обследования. Меня выписали как здорового, и я продолжал еще ряд лет работу в аппарате ЦК. В том отделении клиники, где я был, контингент стационированных, как и здесь, в 10-м отделении, состоял из пришедших с работы практически здоровых людей. Одновременно со мною там находился Есенин.
К.: Как вы намерены вести себя после всего происшедшего?
П.: Так же, как и до сих пор — точка в точку.
К.: Какое изменение с вами за период пребывания в больнице?
П.: Вопрос непонятен.
К.: В смысле спокойствия, здоровья.
П.: Я всегда спокоен, самообладание в течение всей жизни вполне достаточное. В смысле психического состояния изменений нет никаких.
(После этого меня отвели в отделение)».
В августе 1954 года состояние Писарева в третий раз проверяла тюремная комиссия психиатров и, не смея опровергнуть диагноз вышестоящего органа судебной экспертизы, высказалась за диагноз «параноическая психопатия, подлежит освобождению через гражданскую больницу».