Работая без устали, совершенно погрузившись в свои книги, он стал в обществе
невыносимым; издавна робкий и неуверенный в себе, он теперь стал избегать
людей до того, что перестал видеться с кем бы то ни было, кроме нескольких
друзей. Таким образом он жил затворником, исключительно преданным науке.

Через несколько лет, во время каникул, он снова попал в Б и провел там
несколько дней, совершая длинные прогулки по окрестностям. Немногие его
знакомые нашли его несколько странным, неразговорчивым, нервным. После
довольно продолжительной прогулки он имел весьма утомленный вид и жаловался
на нездоровье, говоря, что чувствует себя нервнобольным и хотел бы
подвергнуться гипнозу. Тут же он заболел воспалением легких. Вскоре после
этого у него началось странное возбуждение, быстро перешедшее в буйное
умопомешательство. Его привезли в дом для умалишенных, где он целыми
неделями был страшно возбужден. Он был совершенно помешан, говорил
отрывистыми фразами, которых никто не мог понять. Возбуждение и агрессивное
отношение к окружающим бывали так велики, что несколько служителей должны
были его сдерживать. Постепенно возбуждение и агрессия стали стихать, и
однажды он вдруг опомнился, точно от долгого запутанного сновидения. Вскоре
он стал отдавать себе ясный отчет в своей болезни, и через некоторое время
его выпустили из больницы вполне оправившимся. Вернувшись к себе, он снова
погрузился в работу и в следующие годы издал несколько выдающихся сочинений
по своей специальности. Жил он исключительно для своих книг, как затворник,
отказавшийся от мира. Постепенно он приобрел репутацию черствого мизантропа,
совершенно лишенного понимания прекрасного в жизни.

Через несколько лет после первого заболевания краткое каникулярное
путешествие снова привело его в Б. Он снова стал совершать уединенные
прогулки по окрестностям. Во время одной из таких прогулок ему внезапно
сделалось дурно; он лег тут же, на улице.