Так например, ему
удалось весьма искусно свести чрезвычайно характерные фантазии больного,
относившиеся к его врачу, которого он отождествлял если не с самим Богом, то
по меньшей мере с неким божественным существом, а также и некоторые другие
столь же необычные и даже богохульные представления, к инфантильным
отношениям больного с его отцом. По собственным словам автора он ограничился
указанием тех оснований, на которых зиждется всякий психический продукт.
Однако этот редуктивный процесс, составляющий сущность анализа, не привел к
результатам, выясняющим столь богатый и изумительный символизм такого рода
больных, несмотря на то, что этих результатов, казалось бы, можно было
ожидать, судя по применениям того же метода в области психологии истерии.
Редуктивный метод, по-видимому, лучше подходит к истерии, нежели к раннему
слабоумию.

Просматривая недавние изыскания Цюрихской школы (Мэдера, Сабины
Шпильрэйн, Гребельской, Ильтенса и Шнейтера), можно получить совершенно
верное понятие о прямо необъятной символической деятельности такого рода
ненормальной психики. Некоторые из названных авторов, применяя, подобно
Фрейду, редуктивный метод, по существу, объясняют сложные системы фантазий
более просто, сводя их к общим элементам, но подобного рода объяснение
оказывается не вполне удовлетворительным. Хотя сведение к простейшему и
более общему образцу до известной степени и освещает данную проблему, оно
по-видимому не в состоянии принять во внимание все подавляющее множество
символических продуктов.

Поясню это следующим примером: мы благодарны комментатору Фауста Гете,
когда он, разбирая и оценивая многочисленные лица и сцены второй части
поэмы, приводит их исторические прообразы, или посредством психологического
анализа выявляет соотношение конфликта драмы с личным конфликтом души самого
поэта, тем самым указывая, что этот личный конфликт, если взять его в более
широком смысле, вытекает из тех чисто человеческих начал, что никому из нас
не чужды, ибо зародыши их запечатлены в наших сердцах.