Но в
то время как при истерии нельзя не видеть причинного отношения между
комплексом и болезнью (предположив известное к ней предрасположение), при
раннем слабоумии нам еще совершенно неясно, был ли это комплекс, который
вызвал или дал последний толчок к болезни при существовавшем ранее
предрасположении к ней, или бывший уже налицо в момент заболевания комплекс
лишь детерминировал симптомы болезни. Чем глубже и тщательнее мы анализируем
симптомы, тем яснее видим, что во многих случаях у истоков болезни находится
сильный аффект, положивший начало развитию болезни. В таких случаях
появляется соблазн приписать комплексу каузальное (причинно-следственное)
значение, хотя с уже упомянутым ограничением, согласно которому комплекс,
наряду со своим психологическим действием, вырабатывает еще некоторый фактор
(токсин?) X, способствующий его разрушительному действию. При этом я
полностью осознаю, что первоначально X может возникнуть по иным, отличным от
психологических, причинам или поводам, и только позднее захватить и
специфически переделать существующий в данную минуту комплекс, причем может
казаться, что комплекс действовал каузально. Как бы то ни было,
психологические последствия не изменяются: психика никогда уже не
освобождается от комплекса. Улучшение наступает при атрофии комплекса, но с
ним погибает и значительная часть личности (различная, смотря по
обстоятельствам), так что у шизофреника, в лучшем случае, сохраняется
психическая травма. Отчуждение шизофреников от реальности, утрату ими
интереса к ней легко объяснить, приняв во внимание, что они постоянно
находятся во власти непреодоленного комплекса. Тот, чьи интересы полностью
поглощены комплексом, должен умереть для окружающего. Прекращается действие
"функции реального", предложенная Жане. Тот, кто обладает сильным
комплексом, думает лишь комплексом, видит сны наяву и не адаптируется более
психологически к окружающему.